В Хабаровском музыкальном театре на Новой (Экспериментальной) сцене - премьера пластического спектакля по мотивам повести Федора Достоевского «Белые ночи». Юрий Вязанкин. 05.12.2019 г. | Хабаровский краевой музыкальный театр

В Хабаровском музыкальном театре на Новой (Экспериментальной) сцене - премьера пластического спектакля по мотивам повести Федора Достоевского «Белые ночи». Юрий Вязанкин. 05.12.2019 г.

В Хабаровском Музыкальном театре на малой экспериментальной сцене - премьера пластического спектакля по мотивам повести Федора Достоевского "Белые ночи".

Любовь - штука препротивнейшая. Сколько сердец разбивалось вдрызг, сколько жертв от нее случайных, мимоходом. Казалось бы, бежать от этой штуки окаянной, бежать, как черт от ладана, как фашист от Москвы. Но уж такая природа наша, летим на нее со всей мочи, как моль на шерсть. И у самого последнего циника, самого желчного прагматика, где-то там, глубоко под мозолистыми жизненными наростами мякушка-то нежненькая, нервненькая. Ёкается там может и неслышно для окружающих, но ощутимо. И пульсом эта жажда в висках: "Полюби нас черненькими, беленькими нас всякий полюбит".

В Хабаровском Музыкальном театре Достоевский? После мюзикла по мотивам произведения Ивана Тургенева, почему бы и нет? А на афише - пластический спектакль. Почти балет. Почему почти? Балет. Станцевать Достоевского?

"Не верю", - это как обездвиживающая печать для среднестатистического хабаровчанина: хлоп! - и на спасительный от разочарований диван.

Разочарований-то от спектакля не было. Скорее наоборот, удовольствие, которое хотелось смаковать, удлиняя впечатление от увиденного, пережитого, прочувствованного.

«Небо было такое звёздное, такое светлое, что, взглянув на него, невольно нужно спросить себя: неужели могут жить под таким небом разные сердитые и капризные люди?»

Ни сердитых, ни капризных хабаровчан не наблюдалось. Что объединило всех причастных к появлению этого спектакля, и, пожалуй, почти всех зрителей, так это любовь к Санкт-Петербургу. По крайней мере, протеста в зрительном зале против северной столицы не ощущалось.

Санкт-Петербург стал не сколько местом действия, сколько одним из главных действующих лиц - прозрачный, едва уловимый, а порой стараниями художницы Елены Гусевой, приобретавший осязаемые пряно-рыжие, скорее даже ржавые очертания.

Спектакль получился удивительно тонким, психологически изящно выстроенным. И в этой современной интерпретаций читались почему-то совсем не современные настроения 60-х годов прошлого столетия - времен оттепели, заставляющие вспоминать стихи Геннадия Шпаликова и его "Заставу Ильича".

Танцующие актеры читали Достоевского, даже не читали, а наговаривали, проживали - искренне, вдумчиво, и в этом несовершенстве была своя правда. Тексты казались не кирпичами непонятных знаний, со всего маха брошенными училками из педулищ на головы неготовых к чтению великого большей частью недаровитых в своей похожести на родителей советских и постсоветских школьников, а удивительно актуальными, современными.

Кто-то из зрителей посчитал, что это было лишним, что и так все понятно. Дело тут не в понятности или непонятности, дело тут в другом, в вибрациях, которые ни станцевать, ни изобразить невозможно, они появляются только тогда, когда читают Достоевского вслух. Они-то и придают нотку инфернальности, словно выворачивают наизнанку и читающего, и слушающего: а полюби нас черненькими, да по-русски, изо всей мочи.

Главная удача - получилось сыграть любовь, станцевать ее - чистую, хрустальную, в изломах и контрапунктах современной хореографии. Эта пластическая история о Мечтателе, нежном, благородном получилась трепетной, нежной и пугающе знакомой. Ну кто из нас не прятался в любовь от ужаса перед этой непонятной городской громадой, исполненной самими гнусными миазмами и населенной скорее чудовищами, нежели добрыми волшебницами, готовыми одарить золотыми гульденами?

Предательство Настеньки, той самой, кого слепенькая бабушка пришпиливала к себе булавками, надеясь защитить ее девственность от похотливых искусов городской тщеты, казалось закономерным. Жизнь-то вот она - вся на ладошке, с изломами, негармоничная, со страшной в своей неорганичности ножкой -"сапожком". Редко, кто тянет носок при ходьбе, да и в бытовом танце тоже.

Вся история - на расстоянии вытянутой руки. Не проживет актер, прикинется "по-Станиславскому", и все разрушится. Словно и не было ничего. В том, что спектакль, поставленный по повести Федора Достоевского, пластический и камерный, есть своя правда. Порой тела наши, в отличие от душ, гораздо меньше врут. А тут еще современная хореография..

- Хочется разнообразия, хочется показать сове мировоззрение, показать, что могут делать артисты Музыкального театра, -рассказал после спектакля Демьян Ересько - постановщик спектакля и исполнитель главной роли. - Надеюсь, что наш спектакль - это стоящий продукт, и это дело будет развиваться.

- Если в классической хореографии, грубо говоря, не мы, а наши маски, то здесь работа душ. В Этом спектакле есть то, как мы увидели произведение Федора Достоевского, как оно на нас повлияло, - присоединился к разговору Алексей Миронов, исполнитель второй мужской роли в спектакле.

- Откуда появилась идея станцевать русского классика?

- Я попросил своего друга, а он служит в ростовском драматическом театре, подсказать для постановки какое-нибудь произведение. Он и рассказал, что у Достоевского есть "Белые ночи". Мой друг в своем театре попытался инсценировать эту повесть без танцев, естественно. Я перечитал и подумал что можно "Белые ночи" пересказать пластически, и сделать то, что никогда не делал - выйти на сцену и говорить, - поделился Демьян Ересько.

- Откуда появились эти пластические образы?

- Все идет от тела. Допустим, утром мы проснулись, сделали движение, так же и хореограф: так вот и так вот, так и рождается.

- Какой танцевальный стиль использован в вашем спектакле?

- Похоже все это на на contemporary dance.( прим ред. Основа этого направления - техника импровизации, движения, заимствованные из джаз-танца, йоги, восточных единоборств и прочих танцевальных техник. Одна из основоположниц - легендарная Айседора Дункан. Она говорила: "Нет такой позы, такого движения или жеста, которые были бы прекрасны сами по себе. Всякое движение будет только тогда прекрасным, когда оно правдиво и искренне выражает чувства и мысли")

- Почему именно это направление?

- Потому что здесь есть максимум свободы, и нет каких-то четких жестких правил, четких границ. Хочется на большую сцену. Малая сцена хороша, можно само выразиться, но места маловато.

Ю.Вязанкин

 

Источник - https://zen.yandex.ru/media/vyazankin/stancevat-dostoevskogo-5de8510fecfb8000b14bf15a

 

 
Версия сайта для слабовидящих
Обычная версия сайта
 
Яндекс.Метрика
Наверх