"Победите пожалуйста. Правда, правда..."
Это заклинание одной из героинь нового спектакля Музыкального театра «Два бойца», премьера которого - уже в будущую среду, отсылает в блокадный Ленинград, в истории которого важна не только цена победы, но и правды.
Ставит «Двух бойцов» Леонид Квинихидзе, человек во всех смыслах замечательный. И дело не в том, что он - режиссер с мировым именем - в его фильмографии: «Маобитская тетрадь», «Миссия в Кабуле», «Крах инженера Гарина», «Артистка из Грибова», «Друг» и киномюзиклы «31 июня», «Небесные ласточки», «Соломенная шляпка», «Мэри Поппинс, до свиданья!», и не только, - для многих иных это уже могло составить предел мечтаний, и творческой успокоенности: «Всё есть, - и признание, и любовь, и награды, - та же «Золотая маска», к примеру».
Хотя к ней Леонид Александрович, опять же, относится без понятного для других трепета. Ну, не пафосный он человек. Живет по другому счету. И правильно, ведь как говорил незабвенный Пастернак, «не это поднимает ввысь...».
И то, что такой мастер оставил Санкт-Петербург, сдвинув все свои планы: работу в театре, студентов со своим курсом режиссуры, - и взялся за постановку в нашем Музыкальном, -знаковое событие. Большая удача. Спектакль станет потрясением, поверьте мне: я была на репетициях.
После чего всё никак не могла «собрать себя» и уменьшить звук в своем «приемнике», как после тех «Двух бойцов» из далекого детства, который мы любили за Бернеса и Андреева, за «Темную ночь» и «Шаланды, полные кефали...», - и знали, как «Отче наш», по интонациям и фразам. До обожания, до слез.
Но у нас получается свое «кино»: с новыми подтекстами, с авторской интонацией самого Квинихидзе, узнавшего блокаду ребенком, с тенью «отца народов» и с финалом - не во имя родины и Сталина, а в искупление: «Господи, помоги жить дальше!..».
«Почему - Хабаровск?» - «Это - случайно...»
- Леонид Александрович, мне говорили, что в Санкт-Петербурге от этого спектакля отказались. Но в нем же такое признание в любви родному городу?!..
- Да нет. Город не отказался. Просто не обратил внимание. Я знал, что композитор Марк Самойлов пытался передать эту музыкальную историю в наш театр, но никто не заинтересовался: там - другие проблемы. Другие приоритеты. А вот Хабаровск заинтересовался...
-А как так вышло?
- Вышло случайно. Мы с Мариком (Марк Самойлов, -Авт.) достаточно давно знакомы. Он еще занимался аранжировками композиций нашего патриарха - Василия Павловича Соловьева-Седого, который написал музыку к моему первому фильму по сценарию Даниила Гранина «Первый посетитель». Одна из последних наших с Марком работ - «Дон Жуан, первая любовь», - такой вариант известной пьесы «Тогда, в Севилье»: материал немного устарел, я предложил новый вариант, с интересными ходами. Мы ставили ее в Новосибирске, и спектакль там довольно хорошо шел. Он мне и позвонил: «Я знаю, что блокада для тебя - святое. Почитай...», - «Где это будет ставиться?» - «Очень далеко...» - «Как далеко?..», - он говорит: «Хабаровск...» - «Ты с ума сошел!», - я ведь дальше Новосибирска в эту даль не забирался.
Вот и поехал.
- И ваши первые впечатления?
- Я здесь уже во второй раз, а появился у вас в январе. Еще стоял в центре Ледовый городок со скульптурами, и мне это очень понравилось. Особенно тронула «визитка» города: Хабаровск, а рядом - сердце. Ничего не нужно объяснять... ...Приняли меня очень доброжелательно, с любовью, и сделали все, чтобы мне здесь хорошо работалось. Хотя поначалу всё шло довольно трудно. Ведь жанр, который я выбрал для решения этой художественной задачи, потребовал от актеров иных красок: ваш Музыкальный театр вышел из оперетты, и в каждом из них это сидело.
И потом мне показалось, что после «Чонкина» они застоялись, как-то закисли. Вот мы и начали работать. Шло трудно, но интересно. Для меня и для них. Они быстро сообразили, что я от них хочу. Естественно, что возникали вопросы, споры, хотя со мной сильно не поспоришь, но мы искали пути...
- Вы сказали: «Они быстро сообразили, что я от них хочу», - и что же именно?
- Я хотел от них правды. Ведь, несмотря на легкость жанра, (даже по тем ужасным кускам, которые мы «крутим» на репетициях, вы, видимо, заметили), в нашем действе многое переплетено: и правда, и реальность, и ужас войны, и фантастические идеи, и многочисленность планов - первых, вторых, третьих, четвертых. Мы добивались того, чтобы получилась та многослойность, которую никогда не предложит оперетта.
Просто драматический спектакль не хотелось ставить, но вот это странное соединение, - уж не знаю, получится, нет? - серьезного материала, музыкальной основы и хореографии было для меня важно. Потому что в последнее время, особенно под натиском разных шоу, совершенно потерялось содержательная сторона любого произведения. Любого. А когда этого нет, тогда ничего и не будет. Можно биться головой об стенку, снимать штаны и показывать то, что нельзя показывать, - ну, и что в итоге? Какой от этого смысл? Ой, это - отдельная тема.
- Да, лучше не будем...
- ...ну, а потом приехала моя Катя (Екатерина Ельфимова, - балетмейстер-постановщик, заслуженный деятель искусств Республики Крым, лауреат национальной премии Украины «Золотая фортуна»), которая в последние восемнадцать лет занимается тем, что воспитывает нашу дочь, а одновременно занимается всеми моими постановками, где требуется ее участие, как хореографа. Мы и продолжили вместе. Надеемся, что все будет хорошо.
«Я предпочитаю принять нашу историю и жить здесь...»
- Для меня было неожиданным, что в спектакле вдруг возникла тема сталинских репрессий.
- Да, в фильме этого нет...
- Нет, я не в сравнение. Мы долгие годы занимаемся историей репрессий: поставили часовню у рва, где покоятся жертвы расстрелов, там есть мемориал, мы туда и Солженицына привозили, когда он в страну вернулся...
- Прекрасно, изумительно. Я ведь о чем хочу сказать? Мы не можем исходить из того, что сегодня делаем одну историю, завтра - другую, послезавтра - третью: она у нас - такая, и с этим ничего поделать нельзя. Ее надо принять, либо не принять. Здесь надо жить, либо не жить здесь.
Я предпочитаю: принять, и жить здесь. Потому для меня весь этот страшный набор - репрессий, бесовщины, копыта этого жуткого, - что в судьбе страны было перемешано и перепутано, и прошлось почти по каждой семье, - был принципиально важен. Но что важно помнить, берясь за такой материал? Здесь не нужны крайности, и чтобы в русофобство не впасть. Нельзя быть примитивным, вы понимаете, о чем я? Поэтому вот эта тема, которую вы так ощутили, это сильно про себя...
...Да, Сталин висел во всех гарнизонах, люди шли в бой и умирали: «За родину, за Сталина!», - тут ничего не поделаешь. Так было. Но мы знаем, что было и другое. Мы все это и носим в себе, мы - такой народ: с культурными традициями от «Слова о полку...» и до Достоевского, со своим милосердием и жестокостью...
- Как на «качелях»: жертва - палач, палач - жертва...
- Здесь особенно важна правда. Ведь война - это не только, когда убивают: это - недосчитанные Пушкины, Гоголи, Левитаны...
Это такая боль и такая кара божья, что невозможно пользоваться одной краской. Конечно, было много спектаклей и фильмов, но мне кажется, вот сейчас пришло время более нравственного осмысления всего этого ужаса, который пал на Россию.
- В одной из сцен у вас кордебалет появляется в шинелях «с чужого плеча», а вытребовали, чтобы напоминало двадцатые годы, - это к вопросу о каре, и за Октябрь?..
- Я рад, что вы меня нацелили на этот вопрос. Я знаю, что сейчас Никита Михалков сделал свою картину...
- Да, не просто так: в Кремле уже показали.
- Я к нему неоднозначно отношусь. Он талантливый человек, очень талантливый. Блистательный актер, режиссер интересный, но я так понимаю, что он сделал фильм...
- ...ура-патриотический, и как бы «закрыл» тему.
- А мне так кажется, что только сейчас, - как это странно ни прозвучит, - можно попытаться откровенно и ответственно сделать попытку приближения к правде о войне. Что всё это - мы: мы и расстреливали, мы и гибли, и уничтожали друг друга доносами, предательством. Я ведь - коренной ленинградец. Тоже из этих...
- Из «враженят»: это так называлось.
«День победы - главный праздник. Новый год - на втором месте»
- Моя мама - дитя революции. Ее родители жили тогда в Кутаиси. Зажиточные люди, но по тем временам, как? Имел два барана, уже - князь. Их расстреляли. Мама оказалась в Сибири. В Иркутске ее приютила русская семья. Она прожила у них 12 лет. Уехала на учебу в Ленинград, ей хотелось петь. Встретилась с отцом.
- Стыжусь, но я от вас узнала, что знаменитый «Овод» - это его фильм...
- Да, с молодым Олегом Стриженовым и легендарным Симоновым, а музыку к фильму писал Дмитрий Шостакович. Я помню, как Дмитрий Дмитриевич приходил к нам домой и в кабинете отца рождался знаменитый романс из «Овода», а я сидел в углу дивана и все это видел...
...Родители работали на «Ленфильме»: мама - вторым режиссером. Тут - война. Мы остались в Ленинграде. Правда, меня быстро отправили в Алма-Ату, - где-то уже в сорок втором, но я запомнил блокаду, как что-то очень тяжелое, - когда все там собрались, и жили в одной гостинице, я помню, как к нам заходил великий Сергей Михайлович Эйзенштейн (а я сидел на горшке), и спрашивал меня: «Где мама?» - я говорил: «Попер...», - «А папа, где?», - я говорил: «Попер...», - они все в покер играли...
...Так, вот. Мама моя в Ленинграде застряла. Ездила на фронт в составе концертной бригады вместе с Клавдией Ивановной Шульженко, - и сохранились дома старые газетные вырезки, - она исполняла «Синий платочек», а мама - «Яблочко», - ну и другие номера, в духе того, что делает у нас в спектакле Влад Павленко.
Кстати, администратором их бригады был человек по фамилии Коган, Витя Коган, я его и «ввел» в наш спектакль.
День Победы и День снятия блокады для мамы оставались главными праздниками в жизни. Всегда. Новый год - уже после. Это первое, что я помню. Второе, что она всегда заставляла меня доедать хлеб. Всегда. Она говорила, что это не только грех, это еще и позор оставлять хлеб. Потому я и посчитал своей обязанностью взяться за эту работу.
- Леонид Александрович, а что это за история с мороженым? Вы ее как-то связывали с прорывом блокады.
- Когда произошел прорыв, и войска соединились, и люди вздохнули, - те, оставшиеся в живых, люди, - питерское руководство сделало две вещи. Пустило трамвай. Его называли «Американка». Он был такой квадратный, громоздкий. И связалось с Москвой, а оттуда прислали вагон с мороженым, и ленинградцам его раздавали.
- Отсюда и сцена, когда в доме у блокадников Утешевых появляются вдруг креманки...
- Да, такая деталь. Она -из жизни. Как и голос Юрия Левитана, - эту радийную запись сообщения о снятии блокады, - нашел Влад Павленко. На спектакле он работает у меня ассистентом.
- Я это заметила.
- У него есть к этому склонность, и, думаю, со временем ( года через три, четыре, пять) он сможет стать серьезным постановщиком. Учитывая его большой актерский опыт, трудолюбие и достаточно хорошую голову, сможет. В кино у меня с учениками как-то складывалось, а на театре нет. Так, что я думаю, он сможет что-то у меня почерпнуть.
- Корректно ли спросить...
-...спросите.
- Чьей работой вы довольны, а что шло через сопротивление?
- Да, моя задача была вынуть из актеров то, что глубоко спрятано.
- Ну, вот Денис Желтоухов. У вас он - совсем другой. Голос звучит иначе.
- Он очень глубокий актер. Он очень глубокий человек. Он может быть и балагуром, и клоуном, что самое дорогое в артисте. В нем это есть. Но если я здесь еще что-то буду ставить, то ему буду предлагать что-то другое. Я люблю парадоксы.
Буду думать о нем, как не просто об очаровательном молодом человеке, а как о крупном актере.
- Такой странный вопрос, а почему вы «отобрали» у Дзюбина «Темную ночь» и отдали ее Саше с «Уралмаша»?
- Ничего я не забирал. Так решил композитор. Но я доволен: Денис спел ее по-особенному.
-Думаю, многих поразит финал. Но я - о другом: в сцене «смерти» Аркадия Дзюбина у вас звучит немецкая речь на фоне марша «Прощание славянки», - ведь тоже не случайно?
- В свое время я просмотрел много «хроники» из немецких концлагерей. Под этот марш они сообщали о победах на фронтах, гнали пленных в газовые камеры, учили, как надо жить, - ужас, но они это делали. Так легче было сломить дух, а мы делаем спектакль о том, что помогало и на войне оставаться людьми.
- Это и сегодня звучит. Мужская дружба. Любовь и вера. Остальное - по желанию.
Ирина Полникова
Фото Евгения Переверзева
