Дирижером надо родиться... Разговор о профессии с дирижером-постановщиком театра Русланом Антипинским

Вам когда-нибудь приходилось хоть раз заглянуть в настольно-рабочий «талмуд» дирижера — партитуру или клавир? Если да, то наверняка вы испытали чувство священного трепета как перед тайной «за семью печатями». Но какой парадокс. Я не ошибусь, если скажу: есть люди, которые не могут взять в толк, для чего музыкантам, у каждого из которых перед глазами ноты, нужен этот отвлекающий фактор в виде человека в черном фраке, в белой накрахмаленной манишке, машущего перед ними палочкой. Свой азбучный вопрос адресую молодому дирижеру Руслану Викторовичу Антипинскому, для которого нынешний сезон в Хабаровском музыкальном театре стал дебютным:

— Что же это за профессия такая, о которой так мало знают, и в чем сила дирижерского труда?

— Дирижер – как капитан на мостике, или полководец в бою. Каждый солдат умеет стрелять, каждый матрос делает свою работу, но если их действиями не будут управлять, то судно не поплывет, а сражение будет проиграно. Дирижеру надо уметь не только расшифровать нотный текст и воплотить в звуки, но и заглянуть «за ноты» и средствами музыки раскрыть жизнь, эпоху, время, характеры и судьбы произведения. Мало просто знать и любить музыку, надо еще уметь работать с людьми, увлечь, повести за собой, за своим видением музыки. Дать каждому музыканту максимально проявить себя и подчинить общей задаче. Это то, что касается азбуки. Но есть и другое. Профессия дирижера – одна из самых загадочных в музыкальном искусстве.

Пример из практики. Одни и тот же оркестр и два дирижера. У одного репетиции проходят напряженно. Дирижер до блеска доводит партии, вычищает нюансы, а в результате на публике оркестр звучит бледно и неэмоционально. А бывает наоборот – репетиций мало, ничего особенного не происходит, а звучит оркестр как-то особенно свежо.

— Так от чего это зависит?

— А вот понять бы это еще (смеется). Вероятно, дирижером надо родиться.

— Знатоки говорят: когда дирижер только идет по проходу, музыканты уже знают, кто будет командовать, оркестр дирижером или дирижер оркестром. Так ли это?

— Да, в это есть доля истины. Помню момент, когда я однажды присутствовал на репетиции своего педагога Бардина Анатолия Юрьевича. Я сидел в зале, музыканты, как всегда, настраивали инструменты, шумели, шутили. Открылась дверь и появилась только одна нога дирижера, как моментально наступила тишина. Все. Возможно, это приходят с годами, когда человека знают много лет, понимают, признают масштаб его личности, таланта, мастерства. Как складывается авторитет? Почему мы любим этого человека, за что или вопреки? Умом или сердцем понимаем и ценим талант творческой личности… Это очень тонкие и хрупкие нити.

— Понятно. Дирижер – профессия штучная, редкая, специфическая. Что Вас заставило заниматься этим делом? Благодаря кому Вы сделали свой выбор?

— У меня вся семья музыкальная… С сестрой мы вместе учились в музыкальной школе. Однажы она дала мне послушать в наушниках бетховенскую увертюру «К Эгмонту». Это было мое первое сильное потрясение от музыки. После окончания Улан-Удэнского музыкального училища поступил в Красноярскую академию музыки и театра и со второго курса стал заниматься оркестровым дирижированием. У меня был потрясающий педагог, Шелепов Валерий Николаевич. Он сейчас главный дирижер Красноярского музыкального театра. Он, наверное, смог во мне разжечь искру Божью, вытащил способности к дирижированию. Второй мой педагог, потрясающий человек, потрясающий музыкант Бардин Анатолий Юрьевич.

После Красноярской академии я понял – буду продолжать учебу на симфоническое дирижирование. В 2010 году я поступил в Уральскую консерваторию в класс профессора Вячеслава Леонидовича Карташова и сейчас я учусь, как говорится, совмещая практику с теорией. Думаю, что учиться я буду всю свою сознательную жизнь. Это такая профессия, которой нельзя научиться раз и навсегда и поставить точку.

— Вы помните свой первый спектакль?

— «Принцесса цирка» Кальмана. Мы делали его с режиссером Борисом Игоревичем Кричмаром.

— Я подозреваю, что Борис Игоревич сынграл в Вашей жизни судьбоносную роль и повлиял на ваш приезд в Хабаровск.

— Да, это случилось неожиданно для меня. Правда, когда Борис Игоревич из Железногорска уезжал в Хабаровск, он так задумчиво, улыбаясь, мне сказал: «Я тебя еще с собой увезу». А я ответил: «С Вами хоть на край света». Казалось – пошутили. А потом был звонок – «Приезжай». Я ловлю себя на мысли, что задаю ему какие-то вопросы, а умом понимаю, что все уже для себя сознательно решил. Я счастлив, что это произошло, что у меня интересная работа в хорошем театре и потрясающем городе.

— С начала сезона у Вас состоялись сразу три премьеры, разные по жанру: классическая советская оперетта, опера и современная лирическая комедия. Какой жанр Вам ближе и почему?

— И от оперы, и от оперетты и от других музыкальных жанров я получаю удовольствие. Мне интересно все – и Александров в сочной «Малиновке», и Доницетти в музыкальной шутке, и Арбузов в музыкальной комедии, и стильный Легар, где молодые артисты играют возратные роли. Когда много работы, чувствуешь себя увереннее, появляется творческая свобода, и бремя ответственности не кажется таким тяжелым. Я сделал для себя много выводов – если в спектаклях «Свадьба в Малиновке» и «В этом милом старом доме» все было очевидно, и было время для подготовки, то в оперу «Вива ля мама» я попал за две недели до премьеры. У меня, правда, уже бывали такие «аховые» ситуации – послезавтра концерт, а у меня только одна репетиция. Но это мобилизует, на этом учимся. Включается автопилот, и такое чувство, как будто упала бомба на голову, и паришь в невесомости.

— Что такое «высокий уровень» спектакля, в какой степени он зависит от дирижера?

— «Высокий уровень», если кратко – это глубина, мастерство, смелость, стройность, новаторство. И зависит это от всех, кто работает над спектаклем – от постановочной группы и исполнителей. Если мы будем расти и стремиться к высокому уровню исполнения всех, кто занят в спектакле, если зрителю в результате будет интересно, то и спектакль будет иметь успех и высокий уровень.

— Вы разграничиваете функции дирижера и режиссера?

— Для меня самое главное в творчестве – чтобы мы шли навстречу друг другу, договаривались «на берегу», чтобы потом, на репетиции не тормозить процесс. Мне пока везет. Все вопросы мы решаем интеллигентно. А когда режиссер еще и музыкант – не надо тратить время на задачи «дважды два – четыре».

— Как легко Вы устанавливаете контакты с вокалистами?

— Артисты – народ тонкий, у каждого своя индивидуальность. И чтобы они тебя услышали, к каждому нужен свой ключик. У меня есть опыт педагогической деятельности, в результате которой выработался принцип: вначале я слушаю, что они мне предлагают, что они чувствуют, я не мешаю им творить, но направляю. Если мы смотрим в одну сторону, мелочи поправить нетрудно, ну а если расходимся в очевидном – убеждаю, доказываю. Главное, чтобы спор не останавливал творческий процесс. Я стараюсь деликатно с ними совладать.

— Для Вас важны такие понятия, как «свой театр», «единомышленники», «люди одной группы крови», или это просто красивые слова?

— Обязательно – одна команда. Союзники. Театр – это творческое сообщество. Театр – это всегда вместе. Когда-то я задал подобный вопрос одному мудрому руководителю: «Если у вас в коллективе появится очень талантливый человек, но будет «тянуть одеяло на себя», будет нарушать, требовать особых условий, как Вы поступите?» Ответ был однозначным – «Расстаемся!» Капризы, амбиции, хамство, зависть – вещи заразительные. Главное – не допустить эпидемии.

— Что бы Вы пожелали себе, театру, зрителям в новом наступившем году?

— Себе я желаю всегда побольше работы. Я молод, полон энергии, к тому же трудоголик. Театру я хочу пожелать здоровья, творческой жизни, чтобы глаза горели, чтобы театральным людям нравилось заниматься тем, чем они занимаются. Не отсиживали обреченно свои часы, не убегали с репетиций, а наоборот, задерживались. А зрителю? Ходите почаще в театр, получайте массу удовольствия, а в финале аплодируйте так, как мы того заслуживаем.

А мне остается добавить: пришел в театр новый дирижер и как-то сразу пришелся ко двору. Все, что он делает как дирижер, носит печать глубокой профессиональной простоты и внимания. Что бы ни происходило на спектакле – если артисты вовремя не дали реплику, если разошлись с оркестром, он всегда подставит свое плечо под груз возникших проблем. Руслан Антипинский никогда не выглядит дирижером-аристократом, оторванным от музыкантов, от режиссера, от артистов, от происходящего на сцене. Он со всеми вместе. Настоящий театральный дирижер.

 

Материал подготовили Т. Бабурова, Д.Олейник