Юлия Лакомая: Нереальные планы лирической героини
В действующем ныне репертуаре хабаровского музыкального театра значится больше двух десятков спектаклей. Найти постановку, в которой не работала бы артистка Юлия Лакомая, очень непросто. Разве что, это будет чей-то небольшой бенефисный спектакль. И впрямь, трудно было бы обойтись в опереточном или музыкальном действе без ее легкости, смешливости и очарования. И мало кто из зрителей, глядящих из зала на то, с каким упоением проживает она свои роли, буквально купаясь в них, догадывается, что за всем этим - упертый характер и очень много работы. А иначе, не возникли бы в ее биографии такие имена и названия, как Адель из «Летучей мыши», Валентина из «Веселой вдовы», Пупелла из «Аристократов поневоле», Теодора из «Мистера Икс», Николь из «Прости мои капризы!..». Последняя работа Лакомой в премьерном «Девичьем переполохе» Ю. Милютина особенно порадовала тех, кто следит за ее творчеством. Не влюбиться в такую Марфу - красивую, озорную, сметливую и очень трогательную просто невозможно. Все свои свершения Юлия оценивает спокойно, оглядываясь в прошлое с большой долей самоиронии. А если ее просят рассказать о себе, всегда найдет забавное в том, как она шла к своей профессии. А ведь когда-то даже у самых близких людей ее юная самоуверенность вызывала лишь улыбки, а возможность карьеры в театре представлялась весьма сомнительной.
Юля, скажи, в школе ты была девочкой популярной?
Я была очень занятой девочкой. Отучилась на уроках - бежала бегом домой, бросала сумку с учебниками, хватала пакет с музыкальными учебниками и бежала в музыкальную школу. А поскольку уроки заканчивались в два часа, а в половине третьего у меня уже был урок в музыкальной школе, нужно было постараться везде успеть, да еще постоять на остановке, учитывая, что транспорт ходил плохо. С учебой я не особенно напрягалась, зубрилкой точно не была, но училась нормально. До класса пятого я училась на 4 и 5. Мне однажды поставили тройку, была такая трагедия. А в музыкальной школе я ходила в оркестр и играла на балалайке. Почему захотела на балалайке, не знаю. Сама сейчас удивляюсь. Но, к слову сказать, я потом занималось фортепиано. И меня буквально было от него не оторвать.
А просто погулять выйти во дворе?
Это у меня такая мечта была всегда - просто погулять во дворе. Мне этого очень не хватало. Я не могу сказать, что у меня было несчастное детство, но мое время было очень организованным. В течение шести лет было так: если в неделю у меня был один выходной от музыкальной школы, это уже было хорошо. Фактически я каждый день занималась музыкой.
Какая музыка тебе нравилась в детстве и в юности?
Мне кажется, никакая. Вот какую я играла и пела, та и нравилась. Я просто кроме этого ничего не слышала и не слушала. Радио я всегда выключала, я его никогда не любила и сейчас не люблю. А до других источников просто руки не доходили, да и магнитофона у меня не было. Ни о какой попсе и речи быть не могло. Когда-то в глубоком детстве у меня были детские пластинки, и я обожала песню «У дедушки за печкою компания сидит». Благодаря такому обожанию эта пластинка была абсолютно заезжена. А после этого полюбилось «А я по шпалам, опять по шпалам иду домой по привычке». Эти две песни я любила безумно. И это все, что я могу вспомнить помимо балалайки, фортепиано и оперетты.
Когда начались мечты о сцене?
Я никогда не мечтала быть артисткой. Говорят, что каждая девочка об этом мечтает. У меня не было этого. Я в детстве хотела быть водителем трамвая. Я ездила на трамвае в музыкальную школу, стояла за спиной у водителя, и мне так нравилось, как она всеми этими рычажками водит. Поэтому я мечтала быть водителем трамвая и совершенно не хотела быть артисткой. Правда, когда мама уходила, и я оставалась одна дома, то любимая игра у меня была - в артистку. Я брала в руки скакалку как микрофон и представляла, как я пою для зрителей. Я вообще, всегда пела. Помню, в первом классе на первой странице учебника чтения был «Гимн Советского Союза». Его надо было знать наизусть. Так я учила его не как стихотворение, я его пела. И слышно это было не только в нашей квартире. Потом бабушки-соседки рассказывали маме: «Ваша Юля опять на весь дом гимн пела».
Правда, чуть раньше, в дошкольном еще детстве меня пятилетнюю водили на занятия в хоровую студию «Тополек». Не помню, мое это было желание или мамино, но в любом случае, они совпали. Мне там очень нравилось: я пела не только в хоре, но и соло и до сих пор все эти песни помню. Руководитель хора всегда говорила моей маме: «Вашу Юлю ждет большое будущее» Мама очень смеялась: ну что можно понять по пятилетнему ребенку. А педагог говорила: «Вы не смейтесь, вы мои слова еще вспомните». Теперь моя мама, действительно, ее слова вспоминает
Откуда тогда решение стать артисткой?
Окончив 9 классов, я училась в педучилище на музыкальном отделении и после него должна была стать преподавателем музыки, музработником. В педучилище я узнала, что у меня есть голос. После «Тополька» я больше нигде пением не занималась, и вот уже взрослая вдруг узнала, что у меня есть голос. Да еще и опереточный. Мой педагог Сталина Григорьевна Стукова стала говорить о том, что мне надо идти в Музкомедию. Она мною занялась: давала мне петь репертуар опереточный. И я уже со второго курса, если меня спрашивали, куда я пойду работать, всегда говорила: «Пойду работать в Музкомедию». И не задумывалась о том, что меня могут туда не взять. Когда подошла вторая половина четвертого курса, нужно было уже всерьез принимать решение. Если учиться дальше, то где? Во Владивосток ехать не хотелось, а далеко в 90-е годы при том уровне жизни не наездишься. Сталина Григорьевна сказала: «Мы же хотели с тобой в Музкомедию? Вот и надо идти. Столько лет говорили об этом». И я только тогда всерьез задумалась, а как это я вообще туда войду? Как это все должно произойти? Если раньше меня мои родственники недоверчиво спрашивали: «А тебя возьмут в Музкомедию?», я со стопроцентной уверенностью отвечала: «Конечно, возьмут! А почему нет?», то сейчас я у Сталины Григорьевны спросила: «А как я туда приду - в Музкомедию?». И мой педагог ответила: «А это уже моя забота».
В артистической судьбе многих артистов музыкального театра немалую роль сыграл народный артист России Игорь Евгеньевич Желтоухов. А в твоем случае?
Меня он в прямом смысле слова привел за руку в театр. Сталина Григорьевна где-то раздобыла его домашний телефон и сказала примерно так: «У меня есть девочка с хорошим опереточным голосом. Придите ее послушать. Может быть, она вам пригодится». Он пришел, послушал и сказал: «Ладно, я ее поведу в театр на прослушивание» к директору. Он взял меня за руку, мы ехали в трамвайчике. Мне было 19 лет, я не знала, как себя вести, всю дорогу не думала ни о каком прослушивании, а только, как за проезд расчитаться: «Мне самой платить или это неловко». Потом мы так же за руку через площадь им. Ленина дошли до театра, и меня отправили в 703-й хоровой класс на прослушивание. Сейчас я знаю, что для пения это был самый худший класс: там все было обито тканью, и звук тонул во всех этих тряпках. Игорь Евгеньевич привел Юрия Ивановича Тихонова, который был тогда директором театра, и концертмейстера Марину Кишко. Пела я куплеты Адель из «Летучей мыши», причем пела на терцию ниже. У нас такие ноты были в педучилище.
Мне сказали: «Да, вы девочка хорошая, но вам еще нужно подучиться. Давайте мы вас возьмем в хор. Мы на вас посмотрим, будем давать небольшие роли, а потом, если вы чего-то стоите, мы вас переведем в персонаж. Хорошо?». Прослушивание было в мае, а на работу меня пригласили с первого сентября. Первое сентября в том году было воскресенье, я в театр не пошла. Пришло второе сентября - понедельник. Мама говорит: «Новую жизнь в понедельник нельзя начинать. Не ходи сегодня в театр, пойдешь завтра». В итоге, третьего сентября я пришла в театр, стою на вахте и не знаю, что дальше. Заходит Юрий Иванович и восклицает: «Юля! Где вы были?! Мы же вас ищем. Почему вы не пришли первого сентября?» Мне пришлось выложить все причины, и он сказал: «Вот чтобы ты знала, в воскресенье театр работает».
Ты быстро почувствовала вкус к профессии?
Я проработала в хоре театра всего три дня и сказала маме: «Я добровольно, сама, из театра не уйду. Не уволюсь никогда». В хоре, кстати, я была всего один сезон. Тогда же мне дали первую роль. Я была Феей в сказке «Золушка», она ставилась к Новому году.
Ты понимала, что это все серьезно, что это доверие театра к тебе?
Нет, конечно, но главное, что я абсолютно не волновалась. Я волновалась на репетициях. Переживала за голос, понимала, что меня оценивают, и, возможно, что не все доброжелательно. Пришла какая-то из хора… Но я помню и поддержку артистов. К примеру, Владимир Куртин меня упрекал: «Юля, ну почему ты такая несмелая? У тебя же все хорошо получается. И поешь ты хорошо, даже лучше других». А я действительно, боялась всего. Но когда пришел день премьеры, я не волновалась совсем. Абсолютно. До сих пор помню, как меня все спрашивали: «Волнуешься? Нет? Это плохо». А я думала, что если бы они знали, что бывает, когда я волнуюсь, они бы так не говорили. Они бы стороной меня обходили. Меня бы просто к спектаклю не допустили.
Еще в музыкальной школе я хорошо играла на занятиях, а на экзаменах меня так подавлял страх, что пианино можно было просто закрывать, а мне уходить. От страха я играла, в лучшем случае, как хорошая троечница: меня страх перебарывал. И, зная за собой такую особенность, в училище я решила с этим справиться. Надо признать, что как пианистка я не имела особых талантов, но вдруг решила, что по специальности хочу «пятерку». Хочу «пять» и все. В сентябре, после каникул я пришла к педагогу Галине Ивановне Кулик и заявила об этом. При этом перечислила те произведения, которые хочу играть на экзамене - довольно сложные. Галина Ивановна совсем этого не ожидала и отнеслась скептически. Сказала: «Ну не знаю, не знаю. Тем более эта вот соната… Я против». Я говорю: «Да? А я вообще-то ее уже выучила, и даже наизусть». Так что она сдалась, а я так сумела себя настроить, что на госэкзамене абсолютно не волновалась и сыграла, действительно, на «пять». И Галина Ивановна, оценивая наши работы, сказала, что Юля, не имея, может быть, самых выдающихся талантов, сыграла лучше других, потому что у нее есть характер и целеустремленность. И я тогда вдруг тоже поняла, что у меня есть характер.
Поэтому и в театре, готовясь к первой роли, я понимала, что если я буду волноваться, я ничего не спою, не скажу, и надо будет закрывать занавес и уходить. Не только со сцены, но и из театра. Поэтому и постаралась правильно себя настроить. Я спокойно спала ночью. Я абсолютно спокойно отработала. Ни одна жилка не дрогнула. Это я сейчас не сплю за две недели до премьеры, а тогда такого чувства, как «Вот оно свершилось! И я чего-то стою!» - не было. Отработала, похвалили - спасибо. Я ни о чем таком не задумывалась. Может быть, в силу возраста своего.
Потом мне дали роль в «Парижской жизни» у Юлия Изакиновича Гриншпуна. Сама по себе ролька была небольшая. Там, собственно, все роли были небольшие, но мы все постоянно были на сцене, фактически не уходя, поэтому казалось, что это очень много. К тому же, там надо было много танцевать. Я уставала так, что едва до автобуса добредала. И в то же время сделала окончательный вывод, что я из театра никогда не уволюсь. И в хоре сидеть не буду. Этот спектакль мне нравился очень: столько танцев, песен, все ак празднично!
А где ты училась танцам? Где-то раньше занималась?
Нет. Танцевать начала только в театре.
Комплексы были?
Были, конечно. Если сейчас что-то не получается, учишь, добиваешь дальше и все. А тогда я очень комплексовала. Если у меня не получалось, я говорила: «Можно я сейчас танцевать не буду? Я вам завтра станцую». Приходила домой, раздвигала всю мебель и учила полночи, чтобы завтра, действительно станцевать.
Пришлось ли для сцены в чем-то изменить себя?
Театр сильно меняет. И даже не сам театр, а люди, которых я здесь встретила. В первую очередь, Татьяна Маслакова - народная артистка России, с которой мы занимаем одну гримерку, Лариса Рябичева - наш помощник режиссера. Я была резкая прямолинейная, как говорила мой педагог Сталина Григорьевна «как палка». Я тогда не понимала ее. А сейчас понимаю, что действительно, нельзя быть такой. В театре я начала учиться сдержанности и пониманию, терпимости по отношению к окружающим. Пожалуй, это главное.
Какие театральные правила, на твой взгляд, нельзя нарушать? Есть ли вообще такие правила?
Я думаю, что все моральные правила едины для любой профессии, это общечеловеческие правила. И я как-то специально об этом никогда не задумывалась.
Говорят, что артисты, буквально не спят ночами, создавая сценический образ своего героя. Бывает ли это с тобой? Или в музыкальном театре все иначе - выучил текст, отрепетировал с оркестром, надел красивый костюм, вышел, спел - и никаких мук?
Наверное, у кого-то так и бывает. И не только в музыкальном театре. У меня так не получается. Совсем недавний пример - работа в спектакле «Девичий переполох». Мне очень не нравилось, как я говорю свой монолог в первом акте, когда уговариваю родителей не отдавать меня в царевы невесты. Я просила режиссера, проходить его заново несколько раз. Мне говорили: «Ладно, не кокетничай, у тебя все хорошо получается». А мне, и правда, не нравилось, я в этом монологе просто мучалась. Однажды проснулась из-за него среди ночи. Очень интересно ночью поработала - всю ночь шептала разные варианты. И нашла то, что меня более или менее устроило. Потом еще несколько раз его повторила и утром на репетиции уже понимала, чего я хочу. Сейчас этот вариант в спектакле и остался.
Возможно ли в принципе легкое существование в театре?
Мне кажется, нет. Легко существуешь только в начале своей карьеры, когда много не знаешь и о многом не задумываешься. В это время есть свои трудности - осваивание техники, и не до того, чтобы осмысливать свою работу по-настоящему. А с годами существовать в театре все тяжелее - появляется ответственность. Хочется, чтобы каждая роль была лучше предыдущей, и в первую очередь, для самой себя. Уже это озадачивает. Давит, если можно так сказать, и то, что окружающие тоже от тебя чего-то нового ждут.
А что новое было в главной роли в «Девичьем переполохе»?
Мое амплуа - субретка и лирическая героиня. Но у меня много лет не было роли лирической героини. Лет восемь назад была в «Фиалке Монмартра», и все, пожалуй. И я давно не работала чисто субреточных ролей в чистой воды оперетте: как Стасси в «Сильве» или Адель в «Летучей мыши». Поэтому Марфа в «Девичьем переполохе» была интересна, в первую очередь, именно этим. Потом, последнее время, у нас как-то так сложился репертуар, что мы фактически не поем классики, за редким исключением. Поэтому роль была не только интересна, но и нелегка музыкально. Об этом постоянно говорилось вокруг - о том, какие непростые там партии. Поэтому за две недели до премьеры я уже не спала. Думала о том, как бы голос не сдал, что надо выдержать четыре спектакля, которые идут подряд каждый день. Это больших нервов стоит. Тем более, что у меня уже было такое, что я могла остаться без голоса. Это я уже познала. А когда такое на себе испытаешь, потом начинаешь очень бояться. Я поняла то, чем пугала меня когда-то мой педагог. Она говорила: «Когда ты, не дай Бог, сорвешь какую-нибудь верхнюю ноту, ты так их потом будешь бояться, этих верхних нот». И я боялась, что в этих партиях так может со мной случиться. Или, что я проснусь утром, и выясню, что я говорить не могу, а не то, что петь. Что касается самого образа героини - это было безумно интересно - там есть что играть, есть характер. Помните, какое она шоу устроила при папе с мамой, когда не хотела на смотрины, или как она выдает себя за крестьянку!
А может ли произойти так, что указания режиссеров категорически не совпадают с твоими представлениями о том, как надо играть?
У меня, во всяком случае, такого не происходило. Как-то везет, видимо, что всегда режиссеры учитывали мои возможности и индивидуальность. При этом мне очень важно их мнение, как и мнение окружающих вообще. Это ведь оценка работы. Не верю, когда кто-то говорит, что ему это все равно. Если с оценкой моей работы я внутренне соглашаюсь, то я, разумеется, прислушаюсь и что-то изменю в ней.
Твои домашние всегда смотрят твои работы? Они оценивают их критически или просто гордятся?
Да, смотрят всегда. Мой муж никогда не приходит на мои премьеры без цветов. А моя мама буквально недавно призналась, что когда она первое время ходила в театр, ей не нравилось. Чтобы не лицемерить, она просто не очень меня хвалила. Не очень, правда, и ругала, старалась нейтрально оценивать. Как выяснилось сейчас, она не видела образа, который я создаю, она всегда видела просто меня - Юлю со всеми моими ужимками и прыжками. Близкие люди всегда смотрят иначе. Она лучше других видела мои недостатки, и они ей глаза кололи. Нравиться мои работы ей стали не так давно, для этого ей потребовалось лет пять. Может, она просто привыкла, не знаю. А может, чему-то я все же научилась за тринадцать лет работы в театре.
Тебе надо быть на сцене обязательно красивой?
Ни в коем случае! Нет! Мне очень интересно все. Я не хочу быть красивой уже потому, что об этом много что-то стали говорить. Красота, поверьте, иногда и мешает. Я согласна на любую Бабу-Ягу.
Есть ли для тебя суперавторитетные имена в театральном мире?
Такого, чтобы я любила одного кого-то, нет. Интересных людей в нашей профессии очень много. Есть другое. Я могу равнодушно относиться к профессиональной деятельности какого-либо, даже самого популярного, артиста, но он мне может быть интересен как личность. К примеру, я признаю, что Хабенский талантливый актер, но мне неинтересны его работы. А вот, то, что он сказал в интервью о нашей профессии и о театре, я запомнила, потому что это мне близко, этим он мне интересен.
Кто твои друзья - они все из театральной среды?
Да, это те, кто близок мне по профессии. Придя в театр, как-то перестаешь находить общий язык с остальными. Может, у меня просто времени нет на общение вне театра. А порой, когда изредка встречаюсь с одноклассниками, я себя чувствую значительно старше их. Не считайте избитой фразой, когда говорят, что в театре благодаря ролям артисты проживают несколько жизней. Я тоже раньше думала, что это просто красивые слова. А на самом деле это действительно так. Каждая новая роль умножает твой возраст, прибавляет опыт, который тобой в реальной жизни не прожит. И это не самое приятное - чувствовать себя старше своих сверстников.
Ты любишь читать?
Я люблю читать, но хочется сказать о качестве той литературы, которая сейчас печатается. Такое чувство, что кто что хочет, тот то и пишет. Новые издания вызывают меньше доверия. А вообще, я с детства любила исторические книги. Я имею в виду не романы, а документалистику. Больше всего меня всегда интересовала история государства Российского. Из зарубежных исторических личностей интереснее всего для меня Наполеон. Я сейчас думаю, что я и в театр-то, возможно, пришла потому, что мне хотелось побывать в какой-то другой исторической эпохе, хотя бы благодаря костюму. Я помню, что в детстве, бывая в музеях, я представляла, что я живу в ушедших эпохах и ношу те костюмы. По этой же причине я с детства просто упивалась романами Дюма. Сейчас я этих исторических нарядов уже наносилась и забыла, что это была одна из причин моего прихода в театр. Как у всех есть рабочая одежда, так и нас есть рабочая одежда - костюм.
Кстати, костюм помогает в построении роли очень сильно. Пока новый спектакль репетируешь без костюма - ты строишь роль, ищешь какие-то детальки, о чем-то догадываешься, но этот процесс какой-то незавершенный. Как только ты надел костюм, ты не внешне, а изнутри вдруг понимаешь, как тебе надо действовать. Легче не просто двигаться, а понимать характер.
Как у тебя с увлечениями?
Вышиваю. Крестиком. Хотя с детства не любила иголку с ниткой. Это если шить. А с недавних пор вдруг начала вышивать картины. Это не в коем случае не горшочки и цветочки, а портреты, и преимущественно женские.
Чего ты не умеешь делать по хозяйству?
Трудно сказать, потому что, к примеру, я в своей жизни довольно часто выполняла мужскую работу: делала ремонты, дырки в стенах сверлила, кухни собирала и вешала. Хотя, это было все, когда я была не замужем. Сейчас все иначе, конечно. Но надо признать, что и для моего мужа нет проблемы сделать какую-то работу, неважно - мужскую, женскую. В этом смысле у нас гармония.
Если бы ТВ-программа «Звезды на льду» снималась в Хабаровске, ты рискнула бы принять в ней участие?
С удовольствием! Я в детстве мечтала о фигурном катании и теннисе. Мне казалось, что я бы смогла там добиться каких-то результатов. Если бы пригласили в такую программу, я бы с удовольствием. Остается только пожалеть, что не пригласят.
Есть ли что-то, ради чего ты могла бы пожертвовать своей работой?
Честно говоря, я ничем другим заниматься не умею. Поэтому отказаться от профессии я могу, только если буду без голоса или хромая. В общем, только в экстремальной ситуации.
Юля, мне известно твое высказывание о том, что человек должен ставить перед собой нереальные планы. Объясни, почему?
Потому что маленькая мечта быстро сбывается, и о чем тогда мечтать?
Записала и подготовила к печати Галина Долинина
Фотографии Олеси Александронец и Виктора Саражинского
«Хабаровская неделя» № 5 (1861) 30.01-5.02. 2009 г.
Связанные материалы:
- Артисты: Юлия Лакомая
